Но этим вечером, когда она начала проявлять первые снимки, сделанные на острове, работая, как всегда, быстро и аккуратно в давящем призрачном свете красной лампочки, она обнаружила, что ее мысли ускользают, что она не может сосредоточиться на работе.
Она думала о Рексе Пантере.
После того как он ушел, она не видела его весь день, но была настолько занята, что ей некогда было скучать. У нее не было времени подумать о нем. И она не собирается этим заниматься сейчас!
Со вздохом она посмотрела на часы. Боже, уже половина двенадцатого! Она повесила первые снимки для просушки и, прикрыв одной рукой зевок, другой выключила красный свет. Уже наступила ночь. Голова болела, она чувствовала себя совершенно измотанной. Слава Богу, у нее не было этой жуткой усталости на Карибах; каждая клеточка ее тела взывала о сне. Она собиралась принять душ, но сейчас решила отказаться и от этого. Единственное, что она могла еще сделать, — это забраться в постель и уснуть!
Завтра, когда она отправится в офис, она подумает, как ей поступать дальше. И в зависимости от того, как часто ей придется сталкиваться по работе с Рексом Пантерой, она решит, оставаться ей в «Кларион» или уволиться.
Любить, зная, что она должна отказаться от этой любви… Нет, это выше ее сил.
На следующий день она не пошла на работу. Когда в шесть тридцать зазвонил будильник, она обнаружила, что ее недомогание прошлым вечером вовсе не результат разницы во времени; по-видимому, она подхватила какую-то болезнь. У нее была жуткая головная боль, каждая косточка в ее теле ныла, глаза слезились и болели, а когда она пыталась глотать, то не могла — так сильно воспалилось горло.
Она застонала и, отыскав кнопку будильника, выключила его. Чуть не свалив настольную лампу на пол, она дотянулась до телефона. Кена, конечно, еще нет в офисе, но можно оставить ему послание. Она обещала ему вчера вечером, что первые снимки Флейм Кантрелл будут у него на столе к его приходу, и ей хотелось выполнить свое обещание. Она решила, что через какое-то время ей полегчает, она встанет и приготовит их.
Она надеялась, что он поймет ее хриплый сдавленный голос на автоответчике:
— Я останусь дома сегодня, Кен. Пошли курьера за снимками… Они будут готовы к полудню.
Потом, видимо, она заснула, так как видела сон. Ей снилось, что она опять на острове вместе с Рексом Пантером. Он тащил ее на пляж в залив Ракушек, и как только они там очутились, он стал подносить к ее уху огромные ракушки.
— Слушай, Кейт, — говорил он. — Слушай музыку. Слушай, слушай…
Его лицо опечалилось, когда она попыталась отодвинуться, потом на нем появилось сердитое выражение. Наконец, когда она решила, что не сможет больше выдержать, он взял самую большую ракушку и стал стучать ею о камень. Он стучал все громче, боль и шум стали невыносимыми.
— Слушай, слушай, слушай!
— Остановись, — закричала она. — Уходи, оставь меня в покое! Неужели ты не видишь, я не хочу слушать!
Но стук продолжался.
— Хватит! Нет! — закричала она, и… звук ее протестующего голоса разбудил ее. Она, витая где-то между сном и реальностью, подняла голову с подушки и прислушалась.
О Боже! Она застонала и опять упала на подушку. Кто-то был у дверей, так как стук все продолжался.
Катрин взглянула на часы и опять застонала, когда увидела, что уже почти полдень. Должно быть, это курьер, он пришел за снимками.
Облизав пересохшие губы, она попыталась глотнуть и опять почувствовала жгучую боль в горле. Она должна встать, сказать курьеру, что снимки не готовы… и надо позвонить Кену и извиниться.
Она заставила себя сесть, чувствуя, как сопротивляется каждая косточка в ее теле. Ее ночная сорочка липла к влажному от высокой температуры телу.
У Катрин не попадал зуб на зуб, когда она поднялась с постели; хотя в комнате было очень тепло, ее кожа покрылась мурашками, пока она надевала свой голубой шелковый халат.
У нее были два замка на двери, и ей понадобилась почти минута, прежде чем ее липкие, скользкие пальцы сумели их отпереть. Придерживая воротник халата дрожащей рукой, она открыла дверь… и, увидев высокую фигуру мужчины, стоящего перед ней, вспомнила, что не посмотрела в глазок. Во всем виновата эта простуда…
— Ради Бога! — Глаза Рекса были так же сердиты, как и в ее сне. Но он держал в руках не ракушку, а большой черный зонтик, промокший от дождя.
Катрин поплелась обратно в комнату и облокотилась на край софы. Когда он вошел, захлопнув за собой дверь, ее рука непроизвольно потянулась к виску, протестуя против боли в голове, вызванной этим хлопком.
— О, не грохай так! — Ее голос звучал настолько непривычно, что она сама его не узнала. — Что тебе нужно?
Она буквально ненавидела его в эту минуту. Возможно, это был отголосок ее сна или постоянное гнетущее подозрение, вызванное его телефонным разговором и словами Триш о том, что он связан с замужней женщиной… или это чувство возникло потому, что она предстала перед ним в самом неприглядном свете… ей не нужно было и смотреться в зеркало — она знала, что глаза у нее мутные, лицо распухло и красное от температуры, волосы свисают безжизненными прядями…
— Я был в офисе Кена, когда он прослушивал твое сообщение. Твой голос звучал так ужасно, что я решил тебя проведать… поэтому предложил, что сам съезжу за этими снимками.
— Они еще не готовы. — Катрин хотела, чтобы ее голос прозвучал более уверенно, но он напоминал карканье, она начала кашлять и не могла остановиться. Едва откашлявшись и извинившись, она добралась до кухни и открыла кран с холодной водой. Дрожа от холода, она распахнула дверцу шкафа, но прежде чем дотянулась до стакана, на кухне появился Рекс. Он отстранил ее, взял стакан и наполнил его водой.